Кладбище диких животных

Говорят, что беда не приходит одна - за собой она тянет лихо,
Оно грузно вползает из черного сна, усмехается зло и тихо,
Растоптав оберег, что к стене был прибит, язвы кутает под лохмотья,
Ты же чувствуешь, что-то о ребра скрипит? Эта гадина точит когти.

Говорят, что защиты от этой напасти не сыщется и в помине,
Что и самое жаркое пламя погаснет, и сверху осядет иней,
Будь ты трижды герой, здесь сражаться не выйдет - невзгоды берут измором,
Из-под самой надежной и твердой эгиды все кости растащит ворон.

Говорят, мол, не плачь и не спрашивай, как и за что с тобой это вышло,
Ты - ничей и всеобщий поверженный враг, переломанный и остывший,
И ничьей нет вины, просто так получилось, сложились неверно звезды,
Что бы ни было в будущем, в прошлом - смолчи, а молиться - смешно и поздно.

Говорят - и ей-богу, не смеют врать - что беда не беда и вовсе,
И страшиться бы стоило не умирать, а того, что приходит после,
Да вот вновь опоздал, все уже началось, по больному - да адской плетью,
Помнишь, было когда-то еще светло?
Забывай.
Идет лихолетье.

- Мы знакомы?
Ущелье Теней - странное место. Одновременно мрачное и возвышенное, в истории которого переплетаются свет и тьма, искусство и магия, кровь и слезы восхищения. Одно неоспоримо: оно опасно. Было опасно, когда здесь стоял процветающий город, и продолжает таким оставаться спустя десятки лет, когда от города остались только руины.
Руины - и драгоценности. Множество ограненных камней и золотых украшений, за которые можно выручить вполне приличные суммы, если повезет добыть из-под обломков и уцелеть по пути туда и обратно.
Геомант решает эту проблему со свойственной ему прямолинейностью. Он здесь живет, за исключением путешествий к скупщику драгоценного барахла, когда такового накапливается достаточное количество. Много ему не нужно: спать он привык на голой земле, пропитание приловчился ловить сплетенной вручную сетью, а от более опасных существ можно отбиться лопатой, используемой и для раскопки развалин.
Как-то раз ему крупно повезло. Под завалами в центре города геомант откопал невероятно яркий кристалл, о котором ходили легенды. Такую вещицу можно было сбагрить за баснословные суммы, и у маленького существа, отчасти похожего на прямоходящую крысу, загорелись глаза от предвкушения, геомант протянул руку - но тут кристалл засветился ярким синим светом, заполнившим все его сознание и заставившим отскочить на два шага назад.
Или не отскочить? Он остался стоять там же вплотную к кристаллу - но в то же время сзади он тоже был, заслоняя глаза руками.
Свет погас. В нерешительности крысеныш медленно повернулся назад. На него смотрела крысиная мордочка, обросшая светлой бороденкой, а над ней колыхались два длинных и шерстистых, похожих на кроличьи, уха.
- Мы знакомы? - неуверенно пробормотала мордочка.
Геомант не мог уверенно сказать, он это произнес или не он. Как и ответную фразу. Как и все последующие, сказанные друг другу двумя одинаковыми существами. Стало совершенно ясно: кристалл продаже не подлежит. Тем более, что он в процессе ближайшего рассмотрения распался на множество маленьких кристалликов неправильной формы.
Смысл этого был выяснен спустя четыре месяца. Убегая от очередного не в меру голодного и наглого преследователя, геомант выронил из рюкзака один из крохотных камешков, продолжающих излучать тусклое синее сияние, и прозвучал какой-то необъяснимый звук, похожий на звенящий хлопок. Перед глазами все заволокло дымом, а когда он рассеялся, никакой погони не было.
Как и привычного изгиба скал, между которыми геомант надеялся прошмыгнуть, чтобы оторваться от преследования. Вокруг был другой антураж - но не менее известный ему. Пещера, в которой осталась его копия. Вот и она - стоит, хлопает глазами и ровно так же ничего не понимает.
Привыкнуть можно ко всему. А особенно легко это дается, когда новые обстоятельства жизни оказываются невероятно полезными. Поэтому спустя совсем немного времени геомант даже не задумывался, разбивая очередной кристаллик, чтобы попасть в совершенно другое, безопасное место. Да и клок собственного сознания, разгуливающий по пещере, совершенно не смущал. Тем более, что было не особо понятно, кто из них - оригинальный, изначальный крысеныш.
Сегодня был еще один удачный день. Вдвоем геоманту удалось поднять довольно увесистый камень, под которым, судя по окружающим развалинам, точно было что-то интересное. И ожидания оправдались на двести процентов, когда местность наполнилась таким запоминающимся синим свечением, исчезая в синей вспышке на мгновение, поглощая две низких юрких фигуры...и проявилась обратно, выплюнув в обычный дневной свет уже три.
- Мы знакомы?

Наступила ночь, и мясник вышел на работу. Работа настолько же необычная, насколько отвратительная - но мяснику она нравится. Ничего не поделаешь, у всех свои вкусы, а уж человек на своем месте это всегда прекрасно. Заключается работа в уборке трупов. Их сегодня много, как, впрочем, и вчера, и позавчера, и неделю назад. Хорошо, когда есть ответственный работник, который присмотрит за чистотой. До прихода мясника поле Вечной Бойни выглядело премерзко - повсюду разбросаны куски мертвых тел, из которых торчат стрелы, кости и куски внутренностей, вырванных охочими до мертвечинки птицами. Сказать, кто когда умер, можно лишь наблюдав за ходом сражения в течение многих лет - потому что умерщвленные вчера совсем неотличимы от тех, кто покоился здесь месяцами. Все дело в самом месте - оно видело столько смертей, что земля попросту пресытилась и перестала принимать в себя новых покойников. Так и лежали куски практически свежего мяса, нетронутые гниением, тут и там, пока у поля не появился свой санитар. Теперь основная часть мерзости творится под покровом ночи, когда оставшиеся в живых расползаются по лагерям и отдыхают в ожидании следующего утра и продолжения битвы. Приходит время собирать разбросанные тела и части оных, разрезать на части огромным тесаком, который никогда не тупится, и аккуратно складывать в штабеля.
Впрочем, особо интересным с точки зрения мясника частям тел уготована другая судьба. Какие-то можно пришить к себе, предварительно простерилизовав. Хорошего человека должно быть много - и в этом плане мясник гораздо больше, чем человек. Он в буквальном смысле несколько человек, любовно приращенных друг к другу и к первоначальному его телу. Грубые швы покрывают его с головы до ног, очерчивая контуры кусков кожи, принадлежавших когда-то воинам самых разных армий, рас и возрастов. Правая рука, сжимающая окровавленный мясной крюк, целиком держится на стальных кольцах, проходящих через плечо. В прорехах, образовавшихся в местах неплотно сошедшихся швов, ползают мухи.
Другие части поверженных солдат можно попросту съесть. Мясник начал догадываться об этом еще задолго до того, как пришел сюда, но только на этом поле нескончаемого сражения впервые попробовал кусочек внутренностей человека. Оказалось необычайно вкусно. С тех пор прошло много ночей, полных работы, а также дней - днем работать неудобно, вокруг лязгает железо и свистят стрелы, поэтому раньше днем было скучновато. Спать мяснику не нужно, он уже и сам не помнит, разучился ли он это делать или же никогда не умел - поэтому днем он отсиживается в подземной пещере, где ему никто не помешает. И вот уже несколько лет каждое утро в пещеру вместе с работником ночного фронта прибывает тележка, доверху набитая свежим мясом. Себе - самое лучшее и вкусное: отборная вырезка, а также сердца, уши и почки.
Одному черту известно, откуда на поле боя взялся поросенок, но в прошлом году мясник вытащил его из груды тел, едва не раздавив поначалу - не приметил. Положение его было довольно плачевно: большие рваные раны на боку, перебитая нога и отсеченное ухо, и видно было, что животина готовилась отойти в мир иной. Мясник подлатал бедолагу, используя те же грубые нитки, что и для придания разнообразия собственному телу, и сейчас заметно повеселевшее и подросшее животное переваливается с бока на бок рядом с тележкой и тучной фигурой в мясницком фартуке, забрызганном невообразимым количеством крови.
Питомец еще не знает, что к утру тележка будет будет почему-то наполнена существенно меньше, чем обычно, и на следующий день ему придется сослужить вечно голодному до сырого мяса другу последнюю службу, превратившись в чудесный, сочный и очень вкусный ужин.

...

...

...