радостный человек — это хорошо, а грустный человек — это плохо.
|
Автор
 |
Опубликовано: 3011 дней назад (25 сентября 2016)
|
0 Голосов: 0 |
Вернитесь, вспомните свое детство. Когда вы счастливы, непременно кто-то пройдет мимо и спросит: «Что ты делаешь? Что ты орешь? Зачем ты танцуешь? Папа читает газету, не надо его беспокоить». Папа со своей дурацкой газетой — и вся ваша радость насмарку. Вам хочется побегать на солнышке, а вам не позволяют, вас заставляют сидеть в комнате в темном углу. Вам хочется полазить по деревьям, а дома так много работы и ее надо делать. Вам хочется поговорить с птицами, поиграть с собакой, а вас заставляют сидеть, как тюрьме, в школе шесть-семь часов...
Вы не видите, что вы делаете с вашими детьми, не видите, что делали с вами. Из малышей делают заключенных, их жизнь калечится с самого начала. Им не дают двигаться, а они кипят энергией. Им хочется петь, горланить песни, плясать, лазать по деревьям и горам, им хочется переплыть реки и океаны. Но танцевать не разрешают, торжествовать не разрешают. Позволяется все неестественное и запрещается все естественное.
Нам нужно найти гуманный вид образования для всей земли; существующее образование очень негуманно. Нам нужно каким-то образом давать детям поиграть на солнце и все же хоть немного учить при этом арифметику. Это можно сделать, если мы поймем, что арифметика не так важна, как игра на солнце, и однажды приняв решение, мы можем найти пути решения. Можно учить арифметике немного, ее много не требуется. Не каждый станет Альбертом Эйнштейном. А те, которые станут Альбертом Эйнштейном,
они не будут беспокоиться о том, чтобы играть на солнце: их игра — это арифметика, это их поэзия. Тогда другое дело, совсем другое дело, тогда росту ничто не будет препятствовать и не будет создаваться вина.
Я сам никогда не интересовался в детстве игрой, но мне никто не препятствовал в этом. Я больше интересовался мировой поэзией, мировой философией, религией — вот что было моей игрой. Это совсем другое дело. Если кто-то любит поэзию, дайте ему ее любить, а если кому-то приятно работать плотником, пусть он наслаждается этим — каждому по потребностям.
И тогда не будет оценки: кто высоко, кто низко. Плотник не низко и математик не высоко; математик доволен своим делом, а плотник — своим. Если что-то и надо об этом сказать, так это вот что: радостный человек — это хорошо, а грустный человек — это плохо.
Вы не видите, что вы делаете с вашими детьми, не видите, что делали с вами. Из малышей делают заключенных, их жизнь калечится с самого начала. Им не дают двигаться, а они кипят энергией. Им хочется петь, горланить песни, плясать, лазать по деревьям и горам, им хочется переплыть реки и океаны. Но танцевать не разрешают, торжествовать не разрешают. Позволяется все неестественное и запрещается все естественное.
Нам нужно найти гуманный вид образования для всей земли; существующее образование очень негуманно. Нам нужно каким-то образом давать детям поиграть на солнце и все же хоть немного учить при этом арифметику. Это можно сделать, если мы поймем, что арифметика не так важна, как игра на солнце, и однажды приняв решение, мы можем найти пути решения. Можно учить арифметике немного, ее много не требуется. Не каждый станет Альбертом Эйнштейном. А те, которые станут Альбертом Эйнштейном,
они не будут беспокоиться о том, чтобы играть на солнце: их игра — это арифметика, это их поэзия. Тогда другое дело, совсем другое дело, тогда росту ничто не будет препятствовать и не будет создаваться вина.
Я сам никогда не интересовался в детстве игрой, но мне никто не препятствовал в этом. Я больше интересовался мировой поэзией, мировой философией, религией — вот что было моей игрой. Это совсем другое дело. Если кто-то любит поэзию, дайте ему ее любить, а если кому-то приятно работать плотником, пусть он наслаждается этим — каждому по потребностям.
И тогда не будет оценки: кто высоко, кто низко. Плотник не низко и математик не высоко; математик доволен своим делом, а плотник — своим. Если что-то и надо об этом сказать, так это вот что: радостный человек — это хорошо, а грустный человек — это плохо.