В жизни мы себе все притягиваем эмоциями на душе хорошо,улыбаетесь и в жизни все ок, на душе плохо и в жизни плохо.Душевное состояние влияет и на здоровье.
А в астрал ну его нафиг,там же плохие сущности.)
http://www.elfikacka3ka.ru/gorbunya-2/ http://www.elfikacka3ka.ru/magazin-schastya/ http://www.elfikacka3ka.ru/dushevnyj-doktor/ http://www.elfikacka3ka.ru/chudovishhe/ http://www.elfikacka3ka.ru/kurochka-durochka/ А это про то, я же должна,поэтому и счастья нет на душе.Надо и себя беречь и любить,отдыхать,хотя бы эмоционально.
Горбунья жила на высокой горе. Гора почти всегда была окутала густым туманом, и мало кому довелось хоть раз в жизни увидеть ее вершину.
К подножью горы подошли двое – мужчина и женщина. Видно было, что они проделали немалый путь. У большого камня, от которого тропинка уходила наверх, они остановились.
Женщина была немолода, но высока, красива, с королевской осанкой и гордо вскинутой головой. Мужчина – большой, но какой-то вялый, с мягкими, добрыми и очень печальными глазами.
- Здесь, — сказала женщина. – Это тот самый камень. Давай присядем. Дальше тебе нельзя.
- Может, не пойдешь? – осторожно спросил мужчина.
- Пойду, — коротко сказала она. – Надо. Кто-то должен.
Через какое-то время она встала, мужчина тоже. Они посмотрели друг на друга и обнялись. Сильно, как в последний раз. Женщина всхлипнула, но тут же взяла себя в руки и отстранилась.
- Я должна, — объяснила она.
- Я понимаю, — сказал мужчина. – Я буду ждать твоего возвращения.
Женщина кивнула, повернулась и, не оглядываясь, пошла мимо камня, туда, вверх, по каменистой горной тропинке. По ее гордой, напряженной спине было видно, что она едва сдерживает слезы. Мужчина смотрел ей вслед, пока она не скрылась в тумане, а потом повернулся и побрел обратно. Он знал, что, возможно, они видели друг друга в последний раз. Не все возвращались с горы. Горбунья сама выбирала, кого принести в жертву.
Женщина шла в сплошном тумане, видно было шага на три, не больше. Было ли ей страшно? Наверное… Но она не позволяла страху проявиться – у нее была цель и твердое намерение, и это был их последний шанс, и ничто не могло помешать ей выполнить задуманное.
Вскоре тропинка стала еще круче, и ей пришлось хвататься за камни, чтобы сделать следующий шаг. На длинных нежных пальцах появилась кровь, но это только придало ей сил. «Я решила, и я сделаю. Я должна!», — говорила себе она и карабкалась дальше.
Вскоре туман начал редеть, и в какой-то момент пропал совсем. Она прошла еще несколько метров, остановилась и оглянулась. У нее захватило дух – такая картина открылась ее взору.
Вверх уходила гора, и казалось, что вершина ее теряется в небе, и, может быть, даже шепчется по ночам с луной. Под ногами – белое облако, подсвеченное золотыми лучами солнца. А над головой – синее-синее небо, и свет, свет, свет…
Женщина встряхнула головой и поспешила дальше. Ей некогда было любоваться – надо было до темноты попасть к Горбунье. До заката…
Тропинка вильнула влево, в заросли колючего кустарника, и женщина, пробираясь сквозь него, изорвала одежду и исцарапала руки, но это все была ерунда – по сравнению с тем, что она надеялась получить. «Все рано или поздно кончается, и эти кусты тоже», — подбадривала она себя. Так оно и вышло: еще пара шагов, и она вырвалась на чистое пространство. И снова замерла: она оказалась на лугу, где паслись овцы и козы, а дальше стоял дом, и еще какие-то строения. И на пороге дома она увидела согбенную фигуру в темных одеждах… «Она! Горбунья… — подумала женщина. – Я пришла». И она двинулась через луг к дому.
- Зачем пожаловала? – оценивающе окидывая ее взглядом, спросила старуха.
- За помощью. Говорят, ты творишь чудеса. Помоги и нам! – попросила женщина.
Видно было, что просить она не привыкла, и слова давались ей тяжело.
- Гордая, — проронила старуха. – Ну, говори, гордая, что там у тебя?
- Внучка… Вот фотография. Здесь ей три месяца. А рядом – дочь.
- Ого… Дочь сутулая какая… Что ж ты ее так согнула-то? А внучка… Горб растет?
- Да. Врачи говорят, отложение солей. Потом будет горб.
- Не отложение, а отражение…
- Какое отражение? Чего отражение?
- Не понять тебе пока. Может, потом… Ну, а от меня чего хочешь?
- Как чего? Чтобы помогли. Говорят, если совсем надежды нет – только к вам. Вы многим помогли, я знаю.
- Ладно. Чем готова заплатить?
- Всем! Просите все, что хотите. Я знаю, вы деньгами не берете. Но вот золото – я все украшения взяла, все до единого! Возьмите! Здесь и с бриллиантами есть.
- Зачем мне тут твои бриллианты, дуреха? Убери. Не надо.
- Тогда… я готова.
- К чему?
- В жертву. Я знаю, вы приносите жертвы. Я готова – за внучку…
- А-а-а… Готова, значит. Ну-ну… Пойдешь ко мне в услужение. На семь лет. Согласна?
- На семь лет?????
- Ну вот. А говоришь, готова.
- Нет, нет! Я пойду. Только я мало что умею…
- Ничего. Научишься. Пойдем, гордая, покажу тебе сарай, где спать будешь. И на все семь лет – обет молчания. Поняла? Говорить буду я. А ты слушать. Вякнешь что-нибудь – выгоню сразу, имей в виду.
- Я поняла. Я буду молчать.
- Подъем с рассветом. Что делать, скажу.
- А когда внучка выздоровеет?
- Откуда мне знать? Может, и никогда. От тебя зависит.
- Я сделаю все, что вы скажете! Только бы она выздоровела.
- Ну-ну… Идем, гордая. Звать-то тебя как?
- Анна. И внучку – тоже Анна. В мою честь.
… Потянулись однообразные дни. Утром надо было вставать с первыми лучами солнца и идти умываться на луг. Воды для мытья горбунья не давала – ее приносили издалека, из горного источника – так что по утрам приходилось просто раздеваться и кататься по росе. Все так делали, и Анна тоже. Она уже знала, что не одна живет в услужении у горбуньи. Но разговаривать между собой было запрещено, и каждая жила сама по себе, даже спали в разных местах. Потом завтрак – очень скудный, немного хлеба, немного сыра, козьего молока, похлебка иногда. Пить – только воду. А потом работа, работа и работа. Работы было много. Ее чуть-чуть разбавляли только обед и ужин, а с сумерками уже полагалось спать. Но Анна к этому времени валилась от усталости, и сон у нее получался мертвый, без сновидений.
Первое время Анне было очень трудно. Полная изоляция от мира, ни книг, ни других развлечений – монотонность убивала, работа изматывала, а обет молчания доводил до исступления. Но через какое-то время Анна с удивлением поняла, что молчать ей даже нравится. Столько ненужных, необязательных слов вдруг стало можно не говорить. Столько скучных, но неизбежных встреч отпало… Столько суетных мыслей куда-то ушло! И столько тишины и красоты было вокруг, что в голове вдруг стало так же пусто и просторно, как в небе над головой. Анна с удивлением заметила, что под ногами, в луговой траве, полно разных цветов и мелких насекомых, туман принимает причудливые формы, как будто рисует картины, а камни все имеют свое лицо.
И ритм ее дня стал ей нравиться: вставать с рассветом, ложиться с закатом, купаться в росе оказалось очень полезно: на щеках расцвел нежный акварельный румянец, кожа стала гладкой и перламутровой, а волосы попышнели и закучерявились. Теперь по ночам ей снились необыкновенные цветные сны, и каждый раз ей казалось, что во сне в нее вливаются какие-то новые знания.
Она сначала считала дни, а потом бросила – ни к чему. Семь лет – большой срок, но это была ее плата. Если бы для исцеления внучки надо было заплатить больше – она бы заплатила. Тем более что жертва ее оказалась не такой уж страшной – она ведь была настроена на самое худшее.
Однажды, когда Анна остановилась минутку отдохнуть и любовалась причудливыми изгибами тумана, горбунья подошла к ней, помахивая лукошком, и вместо привычных отрывистых команд – куда идти и что делать – вдруг сказала другое:
- Я смотрю, ты уже не держишь спину, как будто кол проглотила?
Анна молчала. Улыбнулась только. Какая спина? О чем это горбунья?
- И в глазах появился огонь. Раньше не было.
Анна молчала. Огонь? Ну, раз так – то пусть.
- Безмятежная ты стала. Спокойная. Так, гордая?
Гордая? О ком это она?
- О тебе, о тебе… Забыла уже? Ну-ка, пойдем. Потолкуем.
Анна двинулась за горбуньей. Та привела ее к зарослям орешника – тут, на горе, рос орешник, как странно… Хотя что такое «странно» в этом странном месте? Анна уже не знала…
- Давай пособираем орехи и заодно поговорим. Не разучилась еще?
- Не знаю, — с трудом разомкнула губы Анна.
Слова выговаривались как-то странно, словно были чужими. И даже лишними.
- Как тебе здесь? Не скучаешь по дому?
- Не знаю, — подумав, честно сказала Анна. Она и правда уже не знала: где она, что с ней, и что ждет ее впереди. Просто не думала об этом.
- Пожалуй, ты готова. Теперь мы можем поговорить. Спрашивай!
- О чем? – слегка наморщила лоб Анна.
- А зачем ты пришла? Неужто и это не помнишь?
- Да нет… Помню. Но они там – а я здесь. Здесь все не так.
- Не так, — впервые улыбнулась горбунья. – Ты хочешь туда, в твой мир?
- Не знаю, — с удивлением сказала Анна. – Честно, не знаю. Там я всем была должна. А здесь – только тебе.
- Не мне. Себе, — поправила горбунья. – Расскажи мне, кому ты была должна там, внизу?
- Всем. Родителям. Семье. Детям. Обществу. От меня все время ждали каких-то достижений, и я стремилась оправдать надежды. Я не могла их подвести. Даже когда мне было смертельно плохо и хотелось выть, я «держала лицо» — лишь бы не показать, что мне плохо. Я стойко переносила все удары судьбы, и ничто не могло меня сломить.
- То-то у тебя спина была, как у английской королевы, — вставила старуха, с наслаждением кидая в рот спелый орешек.
- Спина? Не знаю. Может быть. Да, наверное! Я несла на себе ответственность – за себя, за мужа, за детей, за работников своих, за подруг, за всех. Если кому плохо или помощь требуется – я тут как тут, всегда готова. Королева-мать. И чтобы не сломаться – высоко поднимала голову и держала спину. И детей своих учила тому же – не показывать слабости, идти по жизни с гордо поднятой головой.
- Догордилась. Видела я твою дочь – спина колесом. Вылитая ты!
- Я? Но вы ведь сами говорите, что «как кол проглотила».
- Ага. Говорю. Это снаружи. А внутри – колесом. Нельзя взваливать на себя ответственность за целый мир. Он большой! А ты маленькая. Такой груз ответственности кого хочешь согнет. Дуреха…
- Почему груз ответственности?
- А что, нет? Если ты решила, что за все в ответе, то как же не груз? И дочку свою, похоже, тому же учила?
- Да… Учила. А как иначе? Если я сама такая… Только я ее учила спину прямо держать!
- А она раз – и не выдержала… Знаешь историю про соломинку, которая переломила спину верблюду? Последнюю соломинку? Ну вот… Для дочки твоей ноша совсем уж непосильной оказалась… Согнулась спина.
- А… внучка?
- А что внучка? Дочка – твое отражение, а внучка – дочкино. Отложение солей, говоришь… Невыплаканные слезы там отражаются, вот что! И вина…
- Вы хотите сказать, что горб – это из-за нас? Из-за меня?
- Хочу. И говорю. А твоя спина «замороженная» – из-за кого? Из-за твоей матери… Так по роду и передаете послание, из поколения в поколение.
- Послание?
- Ну да. Это, знаешь, штука такая… Его и вслух-то говорить, бывает, не надо. Оно в делах проявляется. В том, как живешь… Делай, мол, дитя мое, как я! Ну, дитя и запоминает. И потом живет так же, как мать жила. С теми же заблуждениями.
- Разве ответственность – это заблуждение?
- Твоя – да. Ты должна нести ответственность за себя и за детей, пока малые. А как только выросли – у них своя ответственность появляется. А уж взрослые люди и вовсе должны сами за себя отвечать. Муж там… Родственники… Или подруги…
- Но как же! Если пройти мимо, не помочь! Разве так можно?
- Помогать надо, когда просят. Да и то не всегда. Ты сама посуди: тот, кому все время помогают, слабеет и силу теряет. Он же сам мышцы и мозги не напрягает, ну они и усыхают потихоньку. Так и в растение превратиться недолго! А ты ему еще и помогаешь: «Сохни, дорогой, чахни, а я уж все за тебя сделаю!».
- Но я, если не помогу, виноватой себя чувствую!
- Слышала про такую штуку – «горб вины»? Это не совсем горб, не настоящий, а просто как седло такое. Он вот тут бывает, на спине, чуть повыше лопаток, но пониже шеи. Обычно у женщин. От него голова опущена, а плечи вперед подаются. Так и ходит, вся виноватая… На такое седло грех не взгромоздиться. А дальше только погонять осталось! Вези, мол, лошадка, ты выносливая!
- Да… Все про мою дочь – как будто видели вы ее.
- Сколько я таких видела-перевидела… Думаешь, ты первая здесь с такой бедой?
- Да нет. Не думаю. Я видела здесь… других. А почему вы не разрешили нам разговаривать?
- А чего хорошего вы друг другу сказать можете? Глупым опытом поделиться? Своего мало, да? А в молчании, в труде, да на природе, уму-то пользы больше, чем от пустых разговоров!
- Это точно, — рассмеялась Анна. – Это я по себе заметила…
- Теперь ты можешь понять, что такое отражения.
- Да я, похоже, уже поняла. Это как туман. Вот он клубится свободно, а потом огибает скалу – и принимает ее форму. Тоже отражение, да?
- Правильно поняла. Так и в жизни все! Тело принимает форму от твоих мыслей. Подстраивается к ним!
- Но почему внучка??? Она ж малышка совсем? Какие там у нее могут быть мысли? За что она-то?
- А ты подумай! Она еще не родилась, а вы ей уже такой груз ответственности приготовили, что хоть и не рождайся. А горбик – он что? Да как защита от вас, ответственных. Сигналит: «Не приставайте ко мне, я это все равно делать не смогу, больная я!».
- Но вы-то! Вам-то горб не мешает! – воскликнула Анна и осеклась.
- Не бойся, я не обиделась. Как же не мешает? Мешает. Но я с ним сжилась за много лет. И живу не как мне предписано было, а так, как считаю нужным. Думаешь, чего я на гору забралась? Поэтому…
- Но вы… Если вы все это знаете, то почему себе не можете помочь?
- Потому и не могу, что поздно. Мне, чтоб такой умной стать, жизнь прожить пришлось. За меня жертву некому принести было…
- А раз уж слово вылетело, то скажите: правду говорят, что вы здесь кое-кого в жертву приносите? Неведомым богам?
- Вранье. Жертвы ко мне сами приходят. А уходят – уже не жертвами, а свободными женщинами. Богинями! Всегда.
- Но почему тогда не все возвращаются?
- А не все хотят. Есть те, кто здесь жить остается, а я не гоню. А есть и другие – которые в другую жизнь уходят, не хотят «под седло» возвращаться. Но это их ответственность – не моя.
- Я бы вернулась… Я запрещаю себе думать о доме, потому что еще долго их не увижу. Но я обязательно вернусь!
- Можешь собираться. Переночуешь – и домой. Тебе пора.
- Как пора? А как же «семь лет»?
- Ну, считай, год за три. Отработала! Вижу, ты и так все поняла. А раз так, то что тебе тут делать? Освободишь место для следующей дурехи, только и всего.
- Но… как вы узнали, что я уже поняла?
- А по телу. Тело у тебя стало другое… свободное! Ты теперь словно птица. Естественная, такая, как природой задумано.
- Я правда могу идти?
- Орехи мне помоги до дома донести, и собирайся!
Анна не помнила, как они дошли до дома, как она последний раз переночевала в своем сарайчике. Как ни странно, заснула она сразу и спала она мирно и глубоко – как всегда. А утром, привычно искупавшись в росе, она двинулась туда, к тропе. Через колючий кустарник – на этот раз он послушно расступался и не нанес ей ни одной царапины. По каменистой тропинке – она прыгала по круче, как горная коза, походы к источнику за водой не прошли даром. Полоса вечного тумана – она купалась в нем, как в воде, и он ласкал, гладил и холодил ее новую кожу. Подножие горы – вон оно, внизу, совсем рядом, и уже виден большой камень, от которого она когда-то начала подъем.
Анна глянула вверх – туман застилал гору и луг, на котором она провела столько времени. Но на какое-то мгновение он поредел, расступился, и ей даже показалось, что она видит темную фигуру горбуньи, раскинувшую руки.
«А ведь, пожалуй, врала она мне, — вдруг мелькнула мысль. – У нее там давно не горб. Там крылья!».
И Анна легко и радостно побежала вниз, к камню. Ей надо было домой. Она не знала, что там, и как они без нее, и ждут ли. Но ей очень надо было их увидеть – ведь она несла им новое Послание. Она заплатила.
