Ребенок — родитель своему родителю

"Это одна из самых распространенных в нашей стране психологических инверсий. Настолько распространенная, что стала почти нормой. Очень многие дети с раннего возраста осуществляют взрослую психологическую опеку над своими родителями, которые переходят из незрелой инфантильности в старческую, «благополучно» минуя взрослость.
Особенно характерна эта инверсия для семей с алкогольной зависимостью. В таких семьях ребенок не только занимается своими детскими задачами — ходит в школу, делает уроки, но и пытается спасать родителей. Иногда такие дети несут немалую финансовую, эмоциональную или бытовую нагрузку, заботятся о младших детях, пытаются защищать мать от физического или эмоционального насилия отца. При этом родителей не сильно беспокоит, в какой обстановке растет ребенок, всего ли ему хватает, насколько он напуган и измучен их поведением, и вообще может ли он позволить себе быть ребенком. Родители предпочитают избегать взрослого решения о разводе или борьбе с насилием в семье, позволяя детям расти в обстановке страха, конфликтов, драк, постоянной угрозы.
Да и в непьющих семьях ребенок часто является заложником инфантильной родительской позиции. Многим до сих пор достаточно трудно осознать, что ребенок — это человек, а не собственность родителя, которой он может распоряжаться по своему усмотрению.
Впечатано и вбито в наши головы: раз родители дали нам Жизнь, заботились о нас, то мы должны возвратить долг сторицей. Очень трудно менять представление о том, что ребенок не является банковским вкладом, по которому в старости причитаются дивиденды.
Родительский долг — дать жизнь ребенку и заботиться о нем, пока он растет. У нас, как у родителей, есть свобода выбора — не давать жизнь, если мы к этому не готовы. Но если уж дали, то важно иметь силы и вырастить, и позаботиться. Не для того чтобы спустя годы нам вернули заботу, а просто по долгу родительства. Если мы сделали это качественно — питали и наполняли наших детей любовью и заботой, то дети начнут отдавать любовь и заботу своим детям. Но если от своих детей мы требуем возврата вложенного, то вместо того, чтобы быть устремленными в будущее, они поворачиваются в прошлое — не за мудростью, советом, благодарностью и поддержкой, а затем, чтобы начать возвращать инфантильному родителю ту энергию, силу и любовь, которая им была дана для другого: чтобы разворачивать и укреплять свою жизнь, строить будущее своей семьи.
Выше я уже писала об эмоционально незрелых родителях, использующих детей в своих целях. К сожалению, в нашей стране таких много. Причем в социальном, финансовом или бытовом плане они могут быть вполне успешными, могут помогать своим детям, но при этом, используя их эмоционально, они создают своим детям большие психологические проблемы.
Детям из таких семей трудно начать заниматься своей жизнью. У них часто не получается строить свои семьи или не удается долго удерживать долгосрочные семейные отношения, особенно если родители начинают вмешиваться в жизнь молодой семьи, подсознательно желая вернуть себе свою «девочку» или «сыночка».
Иногда рано повзрослевшие дети откладывают появление собственных детей, устав быть родителями еще до того, как могли бы ими стать. В каких-то случаях им не хватает сил
на собственное родительство, и на ребенка выливается много неосознанного раздражения, недовольства. Им часто трудно признаться себе, что они просто страшно устали от эмоционального обслуживания собственных родителей. Они просто не представляют себе, как справятся с собственной виной, если откажут своим родителям хоть в чем-то.
Мы можем помогать своим родителям, часто хотим этого. И почти всегда помогаем. Но это не является нашим долгом. Важно, чтобы это было нашим желанием, тогда мы можем делать это без ущерба для своей настоящей и будущей жизни. Потому что дающая функция все же архетипически принадлежит родителю. Это его задача — давать, детская функция и задача — получать, расти, взрослеть и становиться в итоге «дающими» родителями для своих детей, а не для своих родителей.
Старость — это время получения «по счету», и этот «счет» зависит от того, как мы жили, во что успели вложиться, что успели создать, смогли ли (отношения, семью, карьеру, финансовую стабильность). Дети не должны отвечать за старческое одиночество родителей, за то, что они когда-то не решились создавать новые отношения и в пожилом возрасте, страдая от недостатка внимания, мучают своих детей, вынуждая их заполнять их скучную жизнь. Не должны отвечать за то, что родители в свое время не занимались здоровьем и не вкладывались в долголетие. Только мы, взрослые, должны нести ответственность за свою старость, поскольку это такой же временной период, как и вся предыдущая жизнь. И именно поэтому о ней стоит заботиться заранее, предвидеть, планировать, финансово подкреплять, а не перепоручать ее детям.
«Я отдала тебе всю мою жизнь, а теперь ты заботься обо мне в старости», — жертвенно-тираническая, традиционная позиция многих матерей. «Я тебя не просил», — часто слышат они в ответ. И это правда, ребенку не нужна была вся жизнь Родителя. Ему нужна была всего лишь взрослая родительская позиция и близкий человек рядом. Он не требовал жертв, и потому не должен посвящать теперь свою зрелость престарелому родителю.
Ей за сорок. Удивительно, но у нее есть семья: муж и уже взрослая дочь, студентка. И даже любимая работа. Почему говорю «удивительно», потому что при том раскладе, в котором она росла, всего этого могло и не быть...
Ее мать рано, в пять лет лишилась родителей и воспитывалась сестрами, несла на себе груз того лишения и, видимо, не желая взрослеть, так и задержалась в том психологическом возрасте. Но физиологически и социально расти ей приходилось. Учеба, работа, замужество... В глубине души все это давалось ей с величайшим трудом. И потому заботы о родившейся дочке окончательно подкосили ее. Роды, период грудного кормления забирали все ее силы, она болела, будучи совсем неготовой к ответственности и еще одной взрослой роли.
Ее мучила необходимость заботиться о ком-то другом, в то время как ее детский сосуд был совсем не наполнен заботой. Так и произошло, что еще совсем маленькая дочка должна была быстрее взрослеть, расти и начинать восполнять матери все затраченные на нее силы.
Для этого у дочки было всего по минимуму, а отдавать она должна была даже не по максимуму, а просто все, что есть. У нее было: одно платье, одна пара туфель, одна пара зимних сапог, демисезонных ей не полагалось, одна (!) книжка, одна кукла. Предельно аскетично, если не сказать бедно, а в сравнении с другими детьми (времена-то уже были весьма благополучные, давно не военные), то и совсем обделенно.
Любое (весьма редкое, кстати) желание означало «ты эгоистка», любое сопротивление — «ты упрямая», любые проблемы в школе с девочками — «конечно, кто с тобой такой захочет дружить», любая болезнь — «учти, я с тобой по врачам таскаться не буду». Доброе слово, забота, конфета, улыбка — только от случайных людей, дальних родственников, соседей.
Когда ей исполнилось 10 лет, умер папа, и жизнь стала еще горше. В семнадцать она уже устроилась на работу и все деньги отдавала маме. Любые попытки иметь хоть что-то свое: красивый, первый в ее жизни плащ, на который она же сама и заработала, — вызывали целый шквал обвинений, скандалы, доходившие до рукоприкладства.
Я удивляюсь, что когда у нее появился жених, он не был истреблен на корню. Но, мать, видимо, поняв, что будущий муж дочери вполне ей подконтролен и к тому же от него может быть толк, согласилась на свадьбу и не стала ставить палки в колеса.
Несмотря на сложившуюся семью, вся ее жизнь по-прежнему подчинена матери. Собственно, время на жизнь и семью всегда должно выделяться по остаточному от забот о матери принципу. Той уже около восьмидесяти, и мир ее дочери по-прежнему должен вращаться вокруг этого несчастного, истерично-мани-пулятивного «солнца».
Дочери за сорок, но, умея многое: непрерывно и тяжело работать на службе и по дому, угождать всем вокруг и, конечно, прежде всего маме, подстраиваться, бежать по первому зову, заботиться, беспокоиться, спасать, она в то же время совершенно не умеет элементарного — понимать, чего хочет, что она чувствует, защищать себя, если нападают.
Ей до сих пор трудно решиться иметь хоть что-то свое. Свой персональный компьютер она купила совсем недавно, несмотря на то что он ей очень нужен для работы, отчасти это был долго вынашиваемый акт свободы и заботы о себе. Для того чтобы посмотреть какое-нибудь кино —редкая индивидуальная радость, ведь она киноманка, — она «мужественно» купила себе цифровой плейер.
Ей немыслимо трудно выносить чье-то недовольство, она говорит с запинками, заикаясь, сидит с напряженной спиной почти на краешке стула. У нее по-прежнему мало прав и свобод, совсем нет решимости и уверенности. И не знаю, сможет ли она хоть когда-нибудь ощутить себя хозяйкой собственной жизни. Во всяком случае, ей по-прежнему проще посвятить свой выходной бесконечным проблемам и болячкам матери, чем просто сказать ей «нет» или «не я», «не сегодня», «не прямо сейчас». Но я верю в нее. Свобода и право жить своей жизнью отвоевываются ею по крупицам у своего прошлого и настоящего.
Родительская ответственность состоит и в том, чтобы осознавать, что мы являемся примером для своих детей, даже в пожилые годы. Ведь в старости мы, как родители, нужны для того, чтобы давать то немногое, в чем еще нуждаются наши дети. А им нужно часто всего лишь видеть, как мы мудро, осознанно и интересно живем. Радоваться тому, что мы еще сильны, здоровы и счастливы. Ведь это значит, что тогда и они, наши дети, могут не бояться старости, считая ее всего лишь частью своей наполненной и плодотворной жизни."

(с) Млодик И.Ю. - "Метаморфозы родительской любви, или как воспитывать и не калечить"