2.08.

Не знаю, почему я просыпаюсь в 2 часа ночи просыпаюсь и мне в голову приходят эти воспоминания. Вероятно, чтобы больше не уснуть.

...Один из первых приступов бреда, которых я помню, и которые я осознавала. Он случился после изнасилования. Тогда мой насильник слишком испугался, и чем дольше я бредила, тем больше паники было слышно в его голосе. Под конец он чуть ли не рыдал с мольбой остановиться, потому что ему страшно. Приступ в итоге прошел. Я даже, кажется, помню, примерно, о чем я говорила. Кажется, что-то о математических единицах и сравнении. Так вот, приступ прошел, у меня оставалось подавленное состояние, а он быстро пришел в норму. И он сказал тогда: Если бы я каждый раз это видел, я бы тебя убил.

Нет ничего лучше для существа, которое считает себя настолько ничтожным, если его уже насилуют. А теперь этому существу еще и сдохнуть бы лучше было бы.

Позже, когда это время прошло, не удивительно, что я резала себя. Конечно, после изнасилования обычный сюжет, когда девушка (или даже парень) хочет вырезать из себя половые органы. И хоть рука моя не поднялась (по причине того, что я осознавала, что кухонным (или даже лезвием, ибо оно слишком тонко и гибко) ножом себя проткнуть невозможно практически без очень большого импульса), большая часть меня могла покрываться порезами и царапинами, начиная от низа живота и бедер до ключиц и шеи. Я резала там, где никто бы не увидел (мать), но там, где бы точно увидел тот, с кем бы я захотела вступить в отношения. Тогда я смеялась, и это было моим "поясом верности", обещанием самой себе, что я никого к себе не подпущу хотя бы только из-за того, что я не стану показывать свои шрамы, особенно человеку, в котором тысячи раз не уверена.

Но шрам у меня на теле остался только один. (На это части тела).

Я резала свое лицо и смеялась. Мне было приятно, я очень люблю некоторые виды уродства. И тогда я себе нравилась. Но еще больше мне нравилось, что я вырезаю из себя милое личико, на которое все клюют и пытаются ухаживать (иногда слишком настойчиво). У меня под глазом проходит довольно неплохая вена, и я очень любила очерчивать ее путь лезвием. Я любила осознание того, что ко мне никто больше не подойдет знакомиться из-за моей внешности.
Мне очень нравилось, но шрамов не осталось. Сильно резала я только один раз, остальные разы мне было страшно резать. Знаешь, почему? Потому что я очень боялась, что мать, когда увидит, закатит истерику. Истерику, и либо будет рыдать на полу, либо будет жалеть меня (себя скорее) в своей истерии, либо попросту сразу сдаст в психушку еще раз. (Ты представляешь, что было бы, если бы психиатры увидели бы еще и порезы на лице? На руках всегда проверяют, но лицо - это уже не депрессия). Не тот факт, что я боялась ее расстроить, а что мне придется снова слушать ее дикие приступы истерики и мнимую жалость ко мне (себе). Я ненавижу жалость. Это делает меня настолько слабой.